Данила Григорьевич в красивом халате сидел за чайным столиком, просматривал утренние газеты и по старой купеческой привычке потягивал чай из блюдца.

— Данила Григорьевич! — Аннушка робко приоткрыла дверь. — Письмо доставили для вас.

Данила Григорьевич поморщился: он не любил, когда прерывали его чаепитие.

— Что-то срочное?

— С курьером доставлено, батюшка. Человек ответа ждет.

— Давай письмо.

Конверт был подписан кривым незнакомым почерком. Данила Григорьевич вытащил небольшой листочек, пробежал его глазами и побледнел.

— Аннушка! Скажи человеку, что я еду с ним. Пусть запрягают.

Данила Григорьевич получил известие о гибели своего друга — писателя Всеволода Берковского и теперь мчался в его имение, пытаясь успеть на похороны.

На похороны он не успел: приехал на день позже. В имении царили растерянность и скорбь. В доме было непривычно тихо и безлюдно. Старый камердинер Иван ходил за Данилой Григорьевичем следом и утирал слезинки.

— Как же так случилось, Иван? — с болью выдохнул Степанов, увидев на кладбище свежий могильный холмик.

— Всеволод Гаврилыч рыбачить любили… — словно оправдываясь, начал Иван. — На лодке. Один. Говорил, думается ему на реке хорошо. В тот день тоже не велел слугам с ним ехать. К вечеру не появился, да мы не тревожились. Всеволод Гаврилыч частенько к соседям заезжал. Мы и подумали, что у кого-то остался. А на другой день лодку перевернутую к берегу прибило…

— А тело?

— А тело мужики всю ночь и следующий день баграми искали. Насилу вытащили. Потонул наш барин! Потонул! — Иван, всхлипывая, залился слезами.

Данила Григорьевич помолчал, сам справляясь с подступившими рыданиями.

— Спасибо, батюшка, что приехали. Мы ведь нарочных ко всем его друзьям послали, да, окромя вас, никто не пожаловал. Господину Кувыркову тоже письмо передали, да и он не соизволил.

— Занят, верно.

Данила Григорьевич и Иван возвращались к потемневшему от беды дому.

— Что же с нами будет, Данила Григорьевич? Деревня ведь в запустение придет без хозяйской-то руки. Я ведь еще их батюшку, Гаврилу Демьяныча, на руках нянчил. Тогда еще крепостными мы были. Потом, как царь-батюшка вольные выдал, так все разбежались, а я в доме остался. Не надобно мне вольной-то. Привык я в доме.

Данила Григорьевич рассеянно кивал.

— А что же, Всеволод Гаврилыч был последним в роду?

— Нет, батюшка, братец у него младший имеется, Илья Гаврилыч, в государевом флоте служит. Бравый такой! Да только ему наша деревня ни к чему, он человек морской…

— Скажи-ка, Иван, а рукописи от Всеволода Гаврилыча остались?

— Рукописи?

— Ну да, бумаги.

— Так ведь погорели все бумаги, батюшка. Когда месяц назад пожар приключился, кабинет сгорел и все бумаги тоже.

— А за этот месяц Всеволод Гаврилыч ничего нового не писал?

— Нет, батюшка. Тот пожар его будто подкосил. Никак оправиться после него не мог. Позовет меня, бывало, и жалуется: не могу, говорит, Иван, работать. И перо в руки не брал, как отрезало. Все ходит по дому, по саду, да на рыбалку когда… Кто ж знал-то, батюшка, что на рыбалке этой смерть он себе найдет?

— Проводи меня в библиотеку, Иван. Отдохну немного да в обратную дорогу отправлюсь. Дела, братец.

— Вы бы что на память о хозяине взяли, — робко предложил Иван, открывая библиотеку. — Он рад был бы.

Данила Григорьевич в задумчивости остановился у низенького инкрустированного столика. На столике лежали две-три книги, наверное, те, которые Берковский читал в последние дни.

Степанов заметил и книгу своей типографии. Это был томик Пушкина, выпущенный в прошлом году.

— Я, Иван, вот эту книгу возьму, — сказал он и бережно завернул томик в платок.

На его полках, конечно, есть такая книга, но с этой поры их будет две, одинаковые, потому что одна из них — память о друге.

Глава XII

САНАТОРИЙ «ЛЕСНАЯ ТИШИНА»

У шлагбаума, на пропускном пункте, ребята назвали фамилию Владислава Геннадьевича, представились его племянниками. Но в самом санатории они растерялись: до ночи еще далеко, а где скоротать полдня?

— Пошли погуляем, — предложил Артем.

Ему очень нравились терпкий запах сосен и шишки под ногами.

— А слежка за призраком? — напомнил Вовка, под «призраком» подразумевая Владислава Геннадьевича.

— Призрак выйдет к телефону только в половине двенадцатого. Спешить некуда.

— Нет, так следствие не ведется!

Но друзья, не слушая его, уже наперегонки бежали к полянке.

— Достаем припасы! — скомандовал Виталик. — Пора обедать!

Булочки, принесенные Артемом, были оценены по достоинству, так же как и Вовкина колбаса, и Виталькина курица. Артем даже пожалел, что отказался от банки с супом. Сейчас эта баночка была бы очень кстати.

— А это что у тебя?

И не успел Артем охнуть, как Вовка уже потрясал в воздухе кастрюлькой.

— Зачем?

— Для ухи, — краснея, огрызнулся Артем.

— Какая уха в санатории? — расхохотался Вовка.

— Попробуй объяснить это моей маме! Скажи спасибо, что она трехлитровую банку супа в рюкзак не поставила!

— Суп? А что? Суп был бы полезнее, чем эта милая кастрюлька. Правда, Виталька?

— Да, я бы сейчас не отказался от супчика, — подтвердил Виталик, дожевывая последний кусочек колбасы.

— Ну, что теперь? — спросил после трапезы Вовка.

— Теперь — прогулка по лесу! — объявил Виталик.

— А призрак? — снова нахмурился Вовка.

— А что ты предлагаешь? Разыскать Владислава Геннадьевича и радостно кинуться ему в объятия? Вот он будет несказанно удивлен, когда узнает о такой неизвестно откуда взявшейся ораве племянников!

К вечеру ребята так устали, что желание было одно — сесть в автобус и поехать домой. А ведь начиналось самое ответственное время. Пробило одиннадцать. Через полчаса призрак двинется к телефонному аппарату, стоящему на столе у дежурного.

Ребята встряхнулись и выбрали самый удобный наблюдательный пост. На их счастье, фойе главного корпуса было застеклено наподобие веранды, и следить за телефоном не составляло никакого труда.

Время пошло на минуты, напряжение усиливалось, но призрак не появлялся.

За столом мирно подремывал дежурный — щупленький пожилой человечек с большой проплешиной на голове. Проплешина то и дело норовила коснуться стола, но человечек вовремя вздрагивал и выпрямлялся. Потом дежурный проснулся, широко зевнул и стал наливать себе чай. Все это происходило так медленно, что ребята едва находили в себе силы спокойно сидеть в своем укрытии недалеко от крыльца.

— Двадцать минут двенадцатого, — сказал Виталик, включив подсветку на часах. — Призрак не торопится.

— Тише ты! Еще не время.

Прошло еще минут пять. По широкой лестнице к дежурному стал спускаться какой-то человек. Поначалу ребята приняли его за Владислава Геннадьевича, но, едва он приблизился к освещенному столу дежурного, друзья разочарованно вздохнули. Это был какой-то незнакомый мужчина.

Он о чем-то спросил дежурного, протянул ему пачку сигарет и кивнул на дверь.

— Этот отвлекает! — разгадал его маневр Вовка. — Не может же призрак звонить при дежурном и болтать свой бред! Сейчас этот тип уведет сторожа на крыльцо, а призрак спустится к телефону.

— Помолчи, — попросил Виталик. — Они слишком близко, могут услышать нас.

Сторож степенно помял в руках сигарету, закурил и молча уставился на мужчину.

— Дело вот в чем, — как-то просительно заговорил мужчина. — Мне посоветовали обратиться к вам. Видите ли, у меня закончилась бумага. Из-за этого стоит работа. А вы ведь утром в город?

Сторож, не выпуская сигареты изо рта, кивнул.

— Может, вас не затруднит заехать к моей жене? Я напишу ей записочку, она мне все передаст.

Сторож снова молча кивнул.

К их разговору прислушивался только Артем. Вовка и Виталик во все глаза разглядывали пустой павильон и телефонный аппарат, боясь пропустить призрака.